Сегодня Великая Среда: сегодня Иуда – ученик и апостол Христа - предал его

131
Сегодня Великая Среда: сегодня Иуда – ученик и апостол Христа - предал его

Сегодня Великая Среда: сегодня Иуда – ученик и апостол Христа - предал его, а блудница омыла его ноги драгоценным маслом, в знак глубочайшего покаяния и тихого смирения.

Сегодня поется знаменитая стихира Страстной Среды, написанная инокиней Кассией, которая жила в IX веке близ Константинополя.

Содержание стихиры – исповедь блудницы, которая в среду, в самый канун событий в Гефсиманском саду (где Христа арестуют и откуда поведут на пытки), вошла в дом Симона прокаженного и, разбив сосуд с драгоценным миром (очень дорогим маслом), выкупала в нем ноги Спасителя и отерла их своими волосами. Молча. Со слезами. Не произнесла ни слова.

Почему это частное событие покаяния мы признаём значительным?

Потому что значительным его сделал Сам Христос, вложив в исповедальное помазание миром пророческое значение: «Возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению» (Мф. 26:12).

У евреев был обычай омывать тела покойников миром – очень дорогим ароматным маслом¬. И того не ведая, женщина эта как бы предсказала, что через три дня Тот, кому она сейчас омывает миром ноги – будет мёртв!

Меня всегда завораживало ее молчание. Почему она молчит? Не говорит ни слова. Но между ними что-то происходит – между невольной мироносицей и Спасителем.

Инокиня Кассия угадала эти интонации. Поэтому ее стихира – гениальное произведение не только церковной поэзии, но и богословия.

Есть люди, которые учат эту стихиру наизусть и потом поют или читают как покаянную молитву или как глубокое духовное упражнение. Не обязательно учить. Просто посмотрите на эти слова:

«Господи, женщина, впавшая во многие грехи, ощутив Твое Божество, взяла на себя служение мироносицы, С рыданием приносит Тебе миро прежде погребения, – «Увы мне», возглашает она, – «ибо мрачной и безлунной ночью для меня является страсть невоздержания – любовь к греху! Прими мои слезы, Ты, Который из облаков изводишь воду и наполняешь ею моря. Приклонись к моим рыданиям сердечным, Ты, Который унизил себя так, как будто приклонил небо. Буду целовать пречистые Твои ноги, и отру их кудрями головы моей. Шут Твоих Ног, о Боже, Ева когда-то услышала в Раю и в страхе после греха скрылась. Грехов моих множество и судов Твоих бездну кто исследует? Спасающий души, Спаситель мой, меня, рабу Твою, не презри, имеющий безмерную милость!»

Это длинная стихира, длина которой не утомляет, так пропитаны смыслом и подлинной молитвой каждая строчка.

Эта стихира поется в каждой Цекрви от имени реальной грешницы. Этой женщиной гнушались. И она хорошо знала, что заслужила еще большее порицание. Но не мудрые и начитанные фарисеи открыли, что перед ними Бог, а вот эта падшая и скверная женщина, она безошибочно узнала, Кто перед ней. И она не пустилась в разговоры, в просьбы или хвалу. Она сделала то, что подсказало ей сделать сердце, «взяла на себя чин служения мироносицы» - то есть той женщины, которая уготавливает тело к погребению. И Господь именно ее, падшую и гнусную, избрал в свои первые мироносицы, именно ей доверил Свое пречистое тело к погребению.

Инокиня Кассия в молодости, как девушка из благородной семьи и хорошего образования, была в числе кандидаток в невесты императору Феофилу. Тщеславный император знакомился с невестами, демонстрируя свою ученость. Подойдя к Кассии, он сказал:

– Не женщина ли стала причиной падения?

Кассия не смутилась и «вернула» вопрос:

– Не от женщины ли пришло в этот мир спасение?

Такая умная жена Феофилу была не нужна. Кассия и не старалась. Ей по сердцу была монашеская жизнь, и, отдав долг постылого сватовства, она спокойно поселилась в монастыре, где сочиняла не только изысканные богословские тексты, но и музыку.

Время сгущается. Иуда уже пошел к первосвященникам. Сребреники уже отогрелись в его ладонях. Тайные ученики готовят горницу для последней вечери. Апостолы в беспечности слушают неожиданно суровые речи Учителя. Братья Зеведеи все еще планируют занять места поближе к будущему Царю. Занят своими мыслями Понтий Пилат, не подозревающий, что его, мелкого и незначительного интригана, зачем-то запомнит история. Только что приехал в город Ирод и пытается отдышаться после долгого пути. Симон Киринейский, отец Александра и Руфа, может быть, уже пошел на поле или только собирается. В мрачной темнице неистово сверкают белки глаз загнанного в угол Вараввы. Петр в необъяснимой тревоге проверяет меч у себя на поясе. И совсем безмолвно стоит на мраморном столике умывальная чаша Пилата. И никто не глядит в сторону неказистого ствола мертвого дерева, который лежит в пыли во дворе легионеров. Много лиц, речей, намерений. И все глохнет в неодолимом молчании тревожных дней.

Игорь Петровский

Читайте также